– Дело в том, что во время гонки приходится о многом помнить и многое держать под контролем. Каково положение других гонщиков на трассе, как обойти идущих впереди и как не дать отстающим обогнать тебя. А то вдруг неприятности – например, стерлась покрышка, – это неминуемо влечет за собой падение скорости по крайней мере на десятую долю секунды. И как только почувствуешь, что это случилось, то начинаешь размышлять и делать прикидки, чтобы вычислить наиболее подходящий момент, когда можно сменить колесо, что либо обеспечит тебе победу, либо лишит всяких шансов на успех, а пятьдесят ярдов до виража обязательно проверяешь давление масла, затем на витке назад – работу всех приборов и все время чутко прислушиваешься к пению мотора. А потом надо еще следить за сигналами, которые подает группа обслуживания. Иной раз так и посадил бы рядом секретаршу, чтоб помогла…
К этому времени Адам, всецело погрузившись в чтение документов, уже не слышал, о чем говорили Пьер и Эрика.
– Раньше я не имела об этом ни малейшего понятия, – сказала Эрика. – Теперь уж я буду смотреть на все другими глазами. Буду чувствовать себя как бы “своей”.
– Мне бы очень хотелось, Эрика, чтобы вы увидели меня во время гонок. – Пьер прострелил взглядом комнату, потом снова посмотрел на Эрику. И чуть приглушенным голосом проговорил:
– Адам сказал, что вы приедете на гонки “Талладега-500”, но до того будут еще и другие.
– Где же?
– В Северной Каролине, например. Может быть, все-таки приедете? – Он смотрел на нее в упор, и она впервые почувствовала в нем этакое высокомерие, синдром звездной болезни, сознание того, что он – идол толпы. На его пути было, наверно, немало женщин.
– Северная Каролина – это ведь не очень далеко, – с улыбкой заметила Эрика. – Пожалуй, стоит подумать, а?
Некоторое время спустя до сознания Адама дошло, что Пьер Флоденхейл поднялся с кресла.
– Думаю, мне пора домой, Адам, – сказал Пьер. – Большое спасибо за то, что подвезли меня и пригласили зайти.
Адам положил в портфель папку с бумагами – прогнозы миграции населения в ближайшие десять лет с целью изучения тенденций спроса на легковые автомобили.
– Извините, что оказался не слишком гостеприимным хозяином, – сказал он. – Надеюсь, что жена восполнила этот пробел.
– Да, конечно.
– Можете взять мою машину. – Адам опустил руку в карман, чтобы достать ключи. – Завтра утром позвоните моей секретарше и сообщите, где находится машина. Секретарша распорядится, чтобы ее пригнали.
– Спасибо, – промямлил Пьер, – но Эрика сказала… В этот момент Эрика торопливо вошла в гостиную, на ходу надевая поверх брючного костюма легкое автомобильное пальто.
– Я отвезу Пьера домой.
– Но в этом нет необходимости… – попробовал возразить Адам.
– Сегодня чудесный вечер, – настаивала Эрика. – И мне хочется немного проветриться.
Несколько мгновений спустя с шумом захлопнулась дверца автомобиля, взревел мотор, и звуки отъезжающей машины растаяли вдали. Дом Трентонов погрузился в тишину.
Адам поработал еще полчаса, потом поднялся в спальню. Он уже ложился в постель, когда Эрика вошла в дом, но к тому моменту, как она поднялась в спальню, Адам уже спал.
Адаму снилась Ровина.
Эрике снился Пьер.
Среди тех, кто занимается конструированием автомобилей, распространено убеждение, что самые удачные идеи рождаются неожиданно, словно взметающаяся в небо ракета, во время задушевных бесед поздно ночью, когда люди сидят и вслух размышляют, положив ноги на стол.
В отдельных случаях так оно и было. Именно таким образом возник у Форда “мустанг”, самая потрясающая модель, родившаяся на заводах Детройта и предопределившая тенденцию автомобилестроения на целый период после второй мировой войны, предшественница целого поколения машин, выпущенных “Фордом”, “Дженерал моторс”, “Крайслером” и “Америкэн моторе”; подобным же образом, хотя и без особых сенсаций, возникали и другие модели. Поэтому, когда нормальные люди уже давно спят, дизайнеры нередко засиживаются в своих кабинетах, дымят и обмениваются идеями, надеясь на внезапное озарение.
Как-то ночью в начале июня – через две недели после загула в “коттедже” Хэнка Крейзела – именно этим и занимались Адам Трентон и Бретт Дилозанто.
Поскольку концепция “Ориона” зародилась ночью, они вместе с другими надеялись, что муза посетит их точно так же и при конструировании “Фарстара”, очередной сенсационной модели. Уже несколько месяцев подряд шли бесконечные заседания “мозгового треста” – расширенные и в узком составе, а чаще всего с участием всего двух человек: Адама и Бретта, и тем не менее четко определить направление работы над моделью “Фарстар” никак не удавалось. “Фундамент” (как выражался Бретт Дилозанто) был заложен. В основном была подготовлена документация, необходимая для осуществления проекта и в какой-то мере отвечавшая на следующие возможные вопросы: какова ситуация на сегодняшний день? Кто продает и кому? В чем мы правы? В чем ошибаемся? Чего покупатели ждут от машины? Что они на самом деле хотят получить? Какие потребности будут у них через пять лет и каких рубежей к тому времени достигнем мы? В политическом, социальном, интеллектуальном, сексуальном планах? Какова будет численность населения? Вкусы? Мода? Какие новые проблемы будут волновать людей? Какова будет возрастная структура населения? Кто будет богатым? Кто – бедным? Кто – между ними? Где? Почему? Эти и множество других вопросов, фактов, статистических данных были пропущены через электронные мозги компьютеров. Теперь же требовалось то, на что не способен ни один компьютер: внутреннее чутье, толчок, озарение, гений.