Колеса - Страница 8

– Иной раз стоит, – сказал Залески. – Не мешает только знать, какой принцип ты отстаиваешь и в подходящий ли момент.

– Справедливость – штука хорошая, – сказал Паркленд, – только она бывает двоякой. – И, перегнувшись через стол, он взволнованно заговорил, обращаясь к Мэтту Залески и время от времени поглядывая на представителя профсоюза:

– Ладно, допустим, я был жестковат с теми парнями на конвейере, потому что такое уж у меня место. Мастер – он ведь стоит посередке, ему со всех сторон достается. Ты, Мэтт, и твои люди каждый день держите нас за горло, требуете: “Давай, давай больше автомобилей!” А кроме вас, есть еще контроль качества, и он говорит: “То, что вы быстро собираете машины, – это здорово, но надо собирать их лучше”. А потом ведь есть рабочие – в том числе Ньюкерк и ребята вроде него, и мастеру со всеми ними надо ладить, да и с профсоюзом тоже ухо держать востро, особенно если шагнешь не так, а бывает, и без всякой причины. Дело это нелегкое, и приходится быть жестким – иначе не проживешь. Но при этом я всегда справедлив. Я ни разу не смотрел на черного рабочего иначе, потому что он – черный: мы ведь не на плантации, и я не надсмотрщик с кнутом. В данном же случае все мое преступление, насколько я понимаю, сводится к тому, что я назвал черного парня сопляком. Я не говорил, чтобы он отправлялся собирать хлопок или чистить ботинки. Я просто помог ему справиться с работой. Больше того, я готов признать, что жалею о том, что обозвал его сопляком, – ей-богу, с языка сорвалось! Но только не насчет Ньюкерка. Если он не будет уволен, если ему сойдет то, что он поднял руку на мастера, можете выбросить белый флаг и распроститься с дисциплиной на заводе. Справедливость требует, чтоб его уволили.

– В том, что ты говоришь, две-три здравые мысли есть, – заметил Залески. По иронии судьбы, Фрэнк Паркленд был действительно всегда справедлив к черным рабочим, он был даже справедливее многих других. – Ну а что ты на это скажешь? – обратился он к Илласу.

Представитель профсоюза посмотрел на него сквозь очки с толстыми стеклами.

– Я ведь уже изложил позицию профсоюза, мистер Залески.

– А если я отвергну твои требования, если я решу поддержать Фрэнка – он ведь говорит, что я должен его поддержать, – что тогда?

– Мы вынуждены будем пойти с нашей жалобой дальше, – сухо сказал Иллас.

– О'кей! – Заместитель директора кивнул. – Это ваше право. Только на всю эту процедуру по разбору жалобы может уйти дней тридцать, а то и больше. Тем временем все продолжают работать.

– Естественно. В коллективном соглашении сказано…

– Можешь мне не говорить, что сказано в коллективном соглашении! – взорвался Залески. – Там сказано, что все продолжают работу, пока идут переговоры. Но уже сейчас многие из твоих людей собираются нарушить контракт и покинуть свое рабочее место.

Иллас впервые выказал смущение.

– Наш профсоюз не одобряет стихийных забастовок.

– Черт тебя побери! Тогда сделай так, чтобы забастовки не было!

– Если вы сдержите слово, я поговорю с людьми.

– Разговоры тут не помогут. Ты это знаешь, и я знаю. – Залески в упор глядел на представителя профсоюза. Розовое лицо Илласа слегка побледнело: он явно был не в восторге от перспективы разговора с некоторыми черными активистами при их нынешнем настроении.

Профсоюз, как отлично понимал Мэтт Залески, в подобного рода ситуациях оказывался в сложном положении. Если он не поддерживал черных, то черные могли обвинить профсоюзных лидеров в расовых предрассудках и в том, что они – “лакеи при начальстве”. Однако если профсоюз оказывал им слишком большую поддержку, он мог с точки зрения юридической оказаться в более чем сложном положении, став участником стихийной забастовки. А противозаконные забастовки были анафемой для таких руководителей профсоюза автомобилестроительных рабочих, как Вудкок, Фрейзер, Грейтхауз, Бэннон и другие, создавших себе репутацию людей, которые умеют жестко вести переговоры, но, раз достигнув соглашения, соблюдают его и утрясают разногласия должным путем. Стихийные забастовки расшатывали позицию профсоюза и подрывали его способность добиваться уступок путем переговоров.

– Руководство профсоюза не поблагодарит тебя, если мы не сумеем удержать ситуацию в руках, – продолжал Мэтт Залески. – А добиться этого можно только одним путем: мы должны здесь прийти к соглашению, потом спуститься вниз и объявить о нем.

– Все зависит от того, к какому соглашению мы придем, – сказал Иллас. Но было ясно, что он взвешивает слова Залески.

А Мэтт Залески про себя уже решил, о чем они должны договориться, и знал, что никому из присутствующих это не придется по душе, в том числе и ему самому. Ничего не поделаешь, мрачно думал он, такие уж проклятые наступили времена, что человеку приходится прятать в карман и свою гордость, и убеждения, если он хочет, чтобы завод продолжал работать.

И он решительно объявил:

– Никого не увольняем. Ньюкерк возвращается на свое место, но отныне он будет знать, что руками надо работать, а не махать в воздухе. – Заместитель директора в упор посмотрел на Илласа. – И я хочу, чтоб и ты, и Ньюкерк твердо запомнили, что в следующий раз он вылетает без всяких разговоров. А сейчас, прежде чем он вернется на место, я сам с ним поговорю.

– И ему заплатят за потерянное время? – По лицу профсоюзного босса пробежала победоносная улыбка.

– А он все еще на заводе?

– Да.

Залески помедлил, затем нехотя кивнул.

– О'кей, при условии, что он доработает до конца смены. Но чтоб больше никаких разговоров по поводу замены Фрэнка. – Он повернулся к Паркленду. – Ты же сделаешь то, что мне обещал: поговоришь с парнишкой. Скажи ему, что ты назвал его так по ошибке.