В один из таких дней Паркленд признался Ролли:
– Несправедливо это. Те, кто работает лучше всех, на кого мастер может положиться, получают самую паскудную работу, и ни хрена взамен. Вся беда в том, что мне надо кого-то поставить на затяжку этих болтов, такого, в ком я уверен и точно знаю, что он на совесть сработает, а не станет валять дурака.
Фрэнк Паркленд сказал это так, невзначай. Но для Ролли Найта это замечание мастера имело особый смысл: впервые человек, облеченный властью, заговорил с ним как с равным, посетовал на существующую систему производственных отношений – словом, сказал то, что думал, и о том, что действительно имело место, а не наводил тень на ясный день.
Теперь Ролли, во-первых, правильно затягивал любой самый незаметный болт благодаря своему возросшему профессиональному мастерству и более крепкой физической форме, так как он стал регулярно питаться. А во-вторых, он начал внимательно присматриваться к Паркленду.
Через некоторое время он уже смотрел на мастера чуть ли не с восхищением – во всяком случае, как на человека, который справедливо относится к другим – будь то белые или черные, – держит слово, честен и не замешан ни в какой коррупции и мерзости, процветавших вокруг него. Ролли почти не встречал в своей жизни людей, о которых он мог бы такое сказать или даже подумать.
Но вскоре, как это часто случается, когда людей чересчур превозносят, забыв, что у них есть человеческие слабости, наступило неизбежное разочарование.
Дело в том, что Ролли Найту предложили распространять лотерейные карточки на заводе. На этот раз к нему подкатился худощавый настырный молодой негр со шрамом на лице по имени Папочка Лестер, который работал на складе и, как всем было известно, заодно выполнял поручения заправил лотереи и ростовщиков. По слухам, шрам появился у Папочки на лице именно в тот день, когда он не сумел отдать долг. Теперь он работал на тех, кто ссужал деньгами под проценты. Папочка принес Ролли, стоявшему на своем рабочем месте, какие-то детали со склада и, пригнувшись к нему, прошептал:
– Ты им понравился. Но им показалось, что тебе они не по нраву, а раз так, они могут и обозлиться.
На Ролли это не произвело никакого впечатления.
– Ты меня, губошлеп, не запугаешь. Давай отваливай! Ролли уже несколько недель назад решил для себя, что будет играть в лотерею, но не более. Однако Папочка нажимал:
– Человек должен делом доказать, что он мужчина, а вот ты не доказываешь. – И, помолчав, добавил:
– Во всяком случае, последнее время.
Без всякой задней мысли, просто чтобы отвязаться, Ролли сказал:
– Думаешь, что говоришь, парень? Как же я буду брать ставки, когда у меня под боком мастер?
И словно в подтверждение его слов на горизонте появился Фрэнк Паркленд.
– Да плюнь ты на него! Он шума поднимать не станет. Ему ведь платят за это, – презрительно буркнул Папочка.
– Врешь ты все!
– А если я докажу, что не вру, согласишься? Ролли отошел от машины, над которой корпел, плюнул на пол и залез в следующую. Он не знал почему, но его явно охватили сомнения.
– Слово твое гроша ломаного не стоит, – тем не менее сказал он. – Ты вот мне покажи, чтоб я сам увидел.
И на следующий же день Папочка предоставил ему такую возможность.
Словно по какому-то делу он подошел к Ролли и вытащил из кармана грязный незаклеенный конверт. Ролли увидел, что в него вложены желтая бумажка и два двадцатидолларовых банкнота.
– Ясно, дружище? – сказал Папочка. – Ну, а теперь смотри!
Он шагнул к маленькой конторке Паркленда, который в этот момент находился где-то в другом месте, и сунул конверт под пресс-папье. Затем прошел вдоль конвейера, отыскал мастера и что-то ему сказал. Паркленд кивнул в ответ и неторопливо, но и излишне не мешкая вернулся к своей конторке, взял конверт, заглянул в него и сунул во внутренний карман.
Улучив момент между отдельными операциями, Ролли стал свидетелем этой сцены – никаких объяснений больше ему не требовалось. Сомнений не было: взятка, подкуп.
До конца смены Ролли так и не сумел взять себя в руки: одни болты он вообще забывал крепить, другие затягивал кое-как. Да кому все это надо?! И почему увиденное так на него подействовало? Разве все не прогнило? Всегда было так. Разве все не берут? И эти, и другие. Ему припомнилось, как инструктор с курсов убедил его подписать чеки, а потом получил по ним деньги, причитавшиеся Ролли и другим курсантам. Сначала инструктор, а теперь вот Паркленд, так почему он, Ролли, не должен быть таким, как все?
В ту ночь Ролли сказал Мэй-Лу:
– Знаешь, детка, из чего сделан этот мир? Из дерьма! Весь этот огромный мир – одно сплошное дерьмо.
В конце той же недели Ролли стал работать на шайку, распространявшую на заводе лотерейные карточки.
Северная часть штата Мичиган, куда входит и озеро Хиггинса, в справочниках местной торговой палаты именуется “Зоной развлечений”.
Адам Трентон, Бретт Дилозанто и все те, кто приехал в конце мая на уик-энд к Хэнку Крейзелу, убедились, что это действительно так.
Крейзеловский “коттедж”, оказавшийся на самом деле просторным, роскошно обставленным домом с несколькими спальнями, был расположен на западном берегу озера Хиггинса, в северной его части. По своей конфигурации озеро напоминало земляной орех или эмбрион, причем выбор сравнения зависел, наверное, от того, сколь удачным оказывалось для посетителя пребывание на его берегах.
Адам без труда нашел и озеро, и “коттедж”, проехав в одиночестве за субботнее утро Понтиак, Саджино, Бэйсити, Мидленд и Хэррисон, то есть большую часть двухсотмильного расстояния по федеральному шоссе № 75. За пределами городов штат Мичиган утопал в буйной зелени и цветении. Свежий воздух был напоен ароматами. На почти безоблачном небе светило солнце. Из дома Адам выехал в весьма подавленном настроении, но по мере того как колеса автомобиля уносили его все дальше на север, он чувствовал, что начинает понемногу приходить в себя.